Гудрун не последовала на костер за Сигурдом, как это сделала Брунхильд. Первые дни она горько плакала о муже, но потом постепенно успокоилась и даже помирилась со своими братьями, простив им его смерть. А спустя еще два месяца в замок Гьюкингов прибыли послы от Атли: грозный повелитель гуннов сватал вдову победителя Фафнира.
— Я удивляюсь тебе, брат! — сказала Гудрун, когда Гуннар передал ей эту весть. — Достойно ли дочери Гьюки и вдовы потомка Одина выходить замуж за гунна? Или ты желаешь избавиться от меня, как избавился от моего мужа? Почему ты сразу не отказал посланцам Атли?
— Не сердись, Гудрун, — мягко ответил король. — Я не буду принуждать тебя и идти против твоей воли, но помни, что Атли зол и мстителен. Если ты ему откажешь, нам придется встретиться в бою с его полчищами, и кто знает, кому из нас боги даруют победу. Подумай об этом и завтра утром дай мне ответ.
— Мне больше не о чем думать, Гуннар, — тихо и печально произнесла молодая женщина. — Я поняла все, и сыновья моего отца никогда не скажут, что я явилась причиной их смерти. Ступай и скажи гуннам, что я согласна и еду вместе с ними.
Гуннар крепко обнял сестру.
— Спасибо тебе, Гудрун! — радостно воскликнул он. — Ты приносишь нам счастье. Теперь, когда мы опять породнимся с Атли, нам не страшны любые враги.
— Было время, когда ты не боялся и самого Атли, — с горькой усмешкой промолвила Гудрун, оставшись одна. — И тогда бы ты не стал ради своего счастья жертвовать моим.
Однако она не колебалась и через несколько дней в сопровождении небольшой дружины гуннских воинов, присланной за ней Атли, уже отправилась на восток, к своему новому супругу.
Проводив сестру, Гуннар вскоре в свою очередь женился на дочери одного из соседних готских королей, по имени Глаумвор, а Хогни — на ее младшей сестре, Костберре. Жены обоих Гьюкингов были молоды, красивы и веселы и принесли в замок столько радости, что братья больше не думали ни о проклятье Брунхильд, ни о ее мрачном пророчестве.
Так незаметно прошло около года, и вот однажды к Гуннару вновь прискакал гонец от Атли. У Гудрун родился сын, и старый вождь звал к себе Гьюкингов на торжественный пир.
Молча выслушал король гонца, и не радость, а скорбь и предчувствие беды наполнили его сердце. Сам не зная почему, он вдруг заподозрил предательство.
— Скажи, а моя сестра мне ничего не прислала? — спросил он у гунна.
Винги — так звали гонца — замялся.
— Наша королева просила меня передать тебе это письмо и этот перстень, — произнес он наконец и вынул и то и другое из-за пазухи.
Хогни взял письмо и, быстро пробежав его глазами, улыбнулся.
— Винги говорит правду, и нам ничто не угрожает, Гуннар, — сказал он. — Гудрун пишет, чтобы мы приезжали.
— А ты уверен, что письмо от нее? — с сомнением покачал головой король.
Хогни с удивлением посмотрел на него: еще никогда его брат не был так недоверчив.
— Ну конечно, Гуннар! — воскликнул он. — А вот и ее кольцо Андваранаут, последнее, что у нее осталось из сокровищ Фафнира. — И он надел кольцо на палец.
— Пусть так, но мне все же не хочется ехать, — возразил Гуннар. — Лучше мы отпразднуем рождение племянника дома.
— Мой господин просил сказать, что не пожалеет для вас богатых даров, коней и оружия, — низко поклонившись, промолвил гонец. — Если же вы не приедете, он сочтет ваш отказ за кровную обиду.
— Коней и оружия у нас и так достаточно, — возразил Гуннар, нахмурившись. — Но я не хочу ссориться с Атли. Хорошо, скачи назад к своему вождю и передай ему и моей сестре, что мы приедем.
— И ты сдержишь слово, о великий король? — спросил Винги, недоверчиво взглянув ему прямо в глаза.
— Мы, Гьюкинги, не бросаем слов на ветер! — гневно воскликнул Гуннар вставая. — И, не будь ты послом моего шурина, ты бы дорого заплатил мне за такую дерзость.
— Не гневайся, господин, — смиренно промолвил гунн, опуская голову. — Атли и королева запретили мне возвращаться к ним без твоего согласия, но теперь я уеду спокойно.
— Постой, — произнес Гуннар, гнев которого уже прошел. — Не торопись! Сначала поешь и отдохни, а завтра утром отправишься в путь.
— Спасибо тебе, но мы, гунны, рождаемся в седле и не знаем, что такое усталость, — отвечал Винги улыбаясь. — Прощай, король Гуннар. Я сообщу Атли и твоей сестре радостную для них весть и получу за нее большую награду. Прощай!
Предоставив Хогни проводить гунна, Гуннар позвал жену.
— Атли и Гудрун приглашают нас к себе, Глаумвор, — сказал он, — и мы с Хогни решили ехать, но тебе и Костберре лучше остаться здесь, в замке.
— Как, ты уезжаешь к гуннам? — испуганно промолвила Глаумвор. — Нет, нет, Гуннар, послушайся меня и перемени свое решение. Сегодня ночью я видела страшный сон: ты сидел связанный по рукам и ногам в яме, а вокруг тебя копошились ядовитые змеи. Такие видения не сулят ничего хорошего, поверь мне. Тебя ждет несчастье.
Гуннар помрачнел: он вспомнил последние слова своей бывшей жены.
— Поздно, Глаумвор, поздно, — прошептал он. — Я дал слово и уже не в силах вернуть его обратно, не опозорив своего имени. Но твои опасения напрасны. Если бы Атли замышлял против нас какое-либо предательство, моя сестра не стала бы звать нас к себе… А вот и Хогни, спроси у него: он сам читал письмо Гудрун.
— Плохо я читал его, Гуннар! — уставившись глазами в земляной пол замка, возразил младший Гьюкинг. — Сейчас, когда я просмотрел его еще раз, я заметил, что несколько слов в нем исправленно, и не рукой Гудрун. Сестра пишет нам, чтобы мы не приезжали, а на Андваранауте я нашел волос из волчьей шкуры, которым она его обвязала. Недаром тебе не хотелось ехать к гуннам, брат. Там нас ждет смерть.
Глаумвор задрожала и тяжело опустилась на скамью.
— Но почему же Атли так разгневался на нас? — недоверчиво проговорил король. — Что плохого мы ему сделали?
— А что плохого сделал нам Сигурд? — язвительно ответил Хогни. — Почему мы его убили? Золото Фафнира толкнуло нас на это, а теперь его хочет захватить Атли.
— Но он его не получит, — проскрипел зубами Гуннар. — Золото, ради которого я погубил своего лучшего друга и кровного брата, золото, ради которого я нарушил клятву, я не отдам, хотя бы мне пришлось погибнуть!
— Но ведь ты не поедешь к Атли, супруг мой? — вдруг вскрикнула Глаумвор, бросаясь к нему.
— Нет, я поеду! — упрямо сдвинул брови король. — А ты, Глаумвор, лучше иди к себе; мне нужно поговорить с огни.
Королева, тяжело вздыхая, покорно вышла, а Гуннар продолжал:
— Мне незачем говорить тебе, что мы должны сдержать слово, Хогни, но то, что я сказал, останется нерушимым. Пусть Атли захватит нас, пусть он захватит нашу страну — золото он не получит. Мы должны спрятать сокровища, и так, чтобы их никто не смог найти. Помоги мне в этом. Я верю только тебе одному.
— Лучше всего просто бросить их в Рейн, — предложил младший Гьюкинг.
Гуннар наклонил голову в знак согласия.
— Ты прав, брат, — сказал он, — так мы и сделаем.
В ту же ночь, когда все в замке уснули, братья достали из сокровищницы мешки с золотом Фафнира и с трудом перетащили их один за другим на берег Рейна. Там они выбрали место поглубже и, развязав мешки, высыпали все драгоценности в воду.
— Ты хорошо придумал, Хогни, — промолвил король, после того как последний слиток золота исчез в быстрых волнах могучей реки. — Теперь не только Атли, но и мы сами вряд ли достанем его обратно. Сигурд говорил мне, а ему рассказал это какой-то карлик, по имени Регин, что в былые времена золото Фафнира тоже хранилось в реке, у гнома Андвари, который проклял каждого, кто будет им владеть. Может быть, теперь оно возвратится к своему бывшему хозяину.
— Тогда пускай к нему возвратится и кольцо! — воскликнул Хогни, снимая с пальца Андваранаут, и, размахнувшись изо всех сил, бросил его на середину Рейна.
Маленькое колечко бесшумно погрузилось в воду, и Гуннару на миг показалось, что в том месте, где оно упало, река окрасилась в красный цвет.
— Скройся навсегда, злосчастное золото! — произнес он торжественно, поднимая руки. — Храни его, великий Рейн. Пройдет немало времени, пока твои волны смоют с него всю кровь, которая из-за него пролилась…
— …и которая еще прольется, — добавил Хогни. — Пройдут века, многие славные роды исчезнут, а проклятие Андвари будет по-прежнему тяготеть над людьми, и раньше других оно поразит нас с тобой, Гуннар.
Много слез пролили Глаумвор и Костберре, провожая своих мужей в страну гуннов, невеселы были и сами братья в суровом молчании следовала за ними их конная дружина. Никто из воинов Гуннара не надеялся вернуться домой, но не было среди них и такого, который пожелал бы остаться. Бородатые, загорелые, в тяжелых рогатых шлемах и блестящих панцирях, они ехали гуськом, друг за другом, не глядя по сторонам и, казалось, не замечая ни освещенных ярким апрельским солнцем полей и лесов, ни встречавшихся им по дороге небольших крестьянских селений. Все так же молча и спокойно миновали они раскинувшиеся вокруг замка Атли многочисленные шатры его воинов, откуда на них с враждебным любопытством смотрели гунны.
Пока Гуннар и Хогни слезали с коней, а королевские слуги побежали сообщать Атли об их приезде, в дверях замка появилась Гудрун.
— Как, вы здесь? — воскликнула она в ужасе. — Ведь я же написала вам, чтобы вы не приезжали!
— Винги по дороге переправил слова твоего письма, Гудрун, — ответил Гуннар, подходя к сестре. — А когда мы заметили это, было уже поздно: я дал слово, что мы приедем.
— О Брунхильд, Брунхильд! — заплакала Гудрун. — Твое проклятие исполняется, и даже мой брак с Атли не смог предотвратить того, что должно было случиться.
— Разве твой муж хочет нас убить? — спросил Хогни.
— Он не говорил мне об этом, — отвечала королева гуннов, — но я чувствую, что у него на душе что-то недоброе. Он часто вспоминает о сокровищах Сигурда и, наверное, хочет их захватить.
— Их уже нет… — засмеялся Хогни.
Но он не успел договорить до конца: вернувшиеся слуги объявили, что Атли ждет их в пиршественном зале.
— Я рад снова видеть тебя, Гуннар, рад встретиться и с тобой, Хогни, — с деланным радушием приветствовал Гьюкингов старый вождь, идя им навстречу. — Я слышал от Винги, что ему стоило немалых трудов уговорить нас приехать. Чем заслужил я такую немилость своих старых друзей и соседей?
— Ты ошибаешься, Атли, или смеешься над нами, — возразил Гуннар. — О какой неприязни ты говоришь, когда мы с тобой дважды родственники? Ты забыл, что я муж твоей покойной сестры, а ты женат на Гудрун.
— Да, да, ты прав, мы с тобой родственники, — согласился гунн все так же добродушно и ласково. — И я повторяю, что рад приветствовать вас у себя, хотя за тобой небольшой долг, Гуннар, за тобой и за Хогни.
— Что это за долг, Атли? — спросил Гуннар, делая вид, что не понимает, о чем идет речь.
Атли быстро оглядел зал, который тем временем наполнили вооруженные до зубов гуннские воины.
— Вот уже больше года прошло, как Брунхильд умерла, Гуннар, — сказал он, садясь на свой трон и движением руки приглашая Гьюкингов приблизиться, — умерла по твоей вине, а ты до сих пор не прислал мне выкуп за ее смерть.
— Брунхильд сама пронзила себе грудь мечем Сигурда, — отвечал молодой король. — Я виноват лишь в том, что не успел удержать ее руку. Если же ты думаешь иначе, то разве моя сестра, которую я отдал тебе в жены, не стоит твоей?
— Как я могу порочить ту, которая родила мне сына? — опять улыбнулся Атли. — Я благодарю тебя за жену, шурин, но ты и тут обманул меня, и обманул жестоко. У Сигурда было много золота, почему же Гудрун привезла с собой только одно кольцо?
— Золото Сигурда досталось мне и моему брату, — спокойно промолвил Гуннар. — Сестра отдала его нам.
— Она сама отдала его вам? — насмешливо переспросил его гунн.
— Сама, или не сама, но это золото останется у нас, — резко ответил старший Гьюкинг, упрямо сдвигая брови.
Полуприкрытые глаза Атли вдруг раскрылись и с нескрываемой угрозой уставились на братьев.
— Ты ошибаешься, Гуннар, — медленно проговорил он. — Это золото не останется у вас, или вы сами навсегда останетесь у меня.
— Не пугай нас, Атли, — смело вмешался в разговор Хогни, опуская руку на меч, — и не забывай, что мы твои гости.
Вождь гуннов резким движением головы откинул со лба длинную прядь своих жестких, как грива, волос и приподнялся, словно готовясь к прыжку. Увидев это, Гудрун оттолкнула в сторону Гуннара и Хогни и бросилась перед ним на колени.
— Прости их, супруг мой, — умоляющим голосом промолвила она. — Прости ради сына, что я тебе родила. Не нарушай законов гостеприимства и позволь им уехать.
— Я не должен забывать законов гостеприимства? Я должен позволить им уехать? — прошипел Атли, задыхаясь от злобы. — Нет, Гудрун, нет! ради золота они сделали тебя нищей, ради золота они убили Сигурда, величайшего и благороднейшего из всех богатырей, которые когда-либо рождались на земле, ради золота они забыли клятву, которую ему дали, ну, а я ради золота забуду о том, что они мои гости. Взять их! Заточить их в темницу! — обратился он к своим воинам. — Может быть, тогда они станут сговорчивее.
Хогни в ответ только рассмеялся и выхватил из ножен меч. Гуннар последовал его примеру, и двое гуннов сейчас же пали мертвыми. Остальные со всех сторон окружили обоих Гьюкингов.
Прижавшись спиной друг к другу, Гуннар и Хогни рубились так яростно, что гуннские воины не могли к ним приблизиться. На шум боя в замок ворвались дружинники Гьюкингов; за ними по пятам устремились новые отряды гуннов, и через несколько минут весь зал был залит кровью и завален телами убитых.
Надев на голову первый попавшийся шлем, Гудрун тоже кинулась на помощь братьям. Ей удалось убить трех гуннов, и среди них — младшего брата Атли, но вскоре она была обезоружена и по приказу мужа отведена в свою спальню, где, уткнув голову в подушку, с судорожно стиснутыми зубами и тяжело бьющимся сердцем долго молча прислушивалась к доносившемуся до нее звону оружия и стонам умирающих.
Весь день и всю ночь до самого утра сражались Гьюкинги, подтверждая свою боевую славу, однако их удары становились все слабее и слабее, а число их защитников все меньше и меньше, и когда взошло солнце, они оба уже лежали связанными в одной из комнат замка.
— Ты знаешь, что я не боюсь смерти, Гуннар, — сказал Хогни, с трудом поворачивая к брату свою покрытую запекшейся кровью голову. — Но не глупо ли умирать ради каких-то сокровищ, которыми все равно не достанутся ни нам, ни нашим женам? Открой гунну, где их найти, и я верю, что он нас отпустит. Подумай о Глаумвор и Костберре и о том, что их ждет, когда Атли захватит нашу страну.
— Молчи. Хогни! — сердито ответил молодой король. — Мне легче тысячу раз умереть и пережить гибель всех родных, чем отдать это золото в чужие руки. Я уже жалею о том, что и ты знаешь, где оно находится.
Хогни вздохнул и отвернулся, не замечая, что на лице старшего Гьюкинга вдруг появилась мрачная улыбка.
К вечеру Гуннара вновь привели к вождю гуннов.
— Ну как, сам ли ты отдашь золото Сигурда, или мне придется разорить из-за него всю твою страну? — спросил его Атли.
— Золото спрятана, шурин, и спрятано так, что его тебе не найти, — отвечал Гуннар, — но я готов сказать, где оно, если ты исполнишь мою просьбу.
— Я обещаю тебе это, — наклонил голову Атли.
— Пусть принесут мне сюда сердце Хогни, — опустив глаза, промолвил Гуннар. — Я не хочу, чтобы мой брат остался в живых и потом обвинял меня в трусости.
Атли почти с испугом посмотрел на него.
— Как, ты желаешь смерти Хогни? — произнес он недоверчиво.
— Да! — твердо сказал Гуннар.
— Хорошо, пусть будет по-твоему, — согласился гунн и, подозвав к себе одного из слуг, шепнул что-то ему на ухо.
Слуга, поклонившись, вышел и через полчаса вернулся назад, неся на золотом подносе еще теплое и не утратившее жизни сердце.
— Вот сердце твоего брата, Гуннар, — сказал Атли. — Теперь говори, где ты спрятал золото.
Гуннар громко рассмеялся.
— Ты считаешь меня ребенком, шурин, — произнес он. — Посмотри — это сердце все еще дрожит от страха. Значит, оно принадлежит трусу, а Хогни храбрее любого из твоих воинов.
Старый вождь, подумав немного, опять подозвал к себе слугу, и вскоре перед Гуннаром на том же золотом подносе уже лежало второе сердце.
— Да, это сердце Хогни, — вздрогнув, прошептал старший Гьюкинг. — Оно так же спокойно и тихо, как спокойно и тихо принял он свою смерть.
— Так где же сокровища, Гуннар? — помолчав, снова заговорил Атли. — Ты видишь — твое желание исполнено.
— Ах, шурин, как же ты глуп! — с презрением воскликнул молодой король. — Ведь я заставил тебя убить Хогни потому, что боялся, что он выдаст тебе мою тайну. Никогда, Атли, золото Фафнира не будет лежать в твоей сокровищнице. Открою ли я тебе, где оно хранится, если за него я отдал жизнь двух братьев и счастье сестры, обрек на позор жену и разорил страну моих предков? Ты смешон мне, Атли!
Гьюкинг думал, что от его слов гунн придет в бешенство, но тот внезапно улыбнулся.
— Я ждал этого, — сказал он. — Я слышал еще от Брунхильд о проклятии Андвари, и, хотя мне хотелось увидеть своими глазами его сокровища, я рад, что судьба Сигурда и вас, Гьюкингов, минует мой род. Но ты, Гуннар, ты не уйдешь от наказания! Оно будет таким же страшным, как и твои преступления. Тебя бросят в змеиную яму. Я знаю, что это было тебе предсказано, так пусть же предсказание исполнится!
Не смотря на всю свою храбрость, Гуннар стал белее снега и невольно прошептал про себя имя Брунхильд.
Повинуясь приказу Атли, королевские слуги связали его по рукам и ногам и потащили прочь из замка. На дворе он увидел поджидавшую его Гудрун.
— Не бойся, я постараюсь тебе помочь, брат, — быстро шепнула она ему.
Но Гуннар в ответ только покачал головой: он уже не верил в свое спасение.
Шагах в двухстах от замка, в поле, была глубокая заболоченная яма, на дне которой копошились несколько десятков гадюк. Слуги бросили в нее Гьюкинга и, дрожа от ужаса, поспешили уйти прочь. Шум от падения Гуннара напугал змей, и они попрятались в свои норы.
«Скорей, Гудрун, приходи скорей! Может быть, тебе все же удастся мне помочь!» — думал молодой король, с тоской глядя вверх на клочок голубого весеннего неба.
Неожиданно вверху, над краем ямы, показалась белокурая головка.
— Сестра! — с надеждой прошептал Гуннар. — Ты уже пришла? Торопись и, пока змеи не выползли, вытащи меня отсюда!
— Сейчас нельзя, брат, нас увидят, — отвечала Гудрун. — Подожди до ночи, а чтобы змеи не тронули тебя до моего прихода, возьми вот это.
И она бросила ему вниз лютню.
— Спасибо, сестра! — воскликнул Гуннар.
Но Гудрун уже исчезла.
Немного погодя молодой король услышал какой-то шорох и шипение: вытянув свои плоские головы, прямо на него ползли змеи. Тогда, с трудом дотянувшись до брошенной Гудрун лютни, он стал зубами дергать ее струны. Их резкие, похожие на стон звуки успокоили змей, и они одна за другой, словно засыпая, опустили свои головы. Все громче и громче звенела лютня, все светлее и радостнее становилось на сердце у Гуннара, как вдруг он увидел одну исполинскую старую гадюку, которая неумолимо ползла прямо на него. Он еще несколько раз изо всех сил рванул струны зубами — это не помогло; он закричал — змея не испугалась. Поняв, что все кончено, он закрыл глаза. В тот же миг короткий, но мучительный укол в живот заставил Гуннара вскрикнуть от боли; яд гадюки разливался по его телу, причиняя ему невыносимые страдания, и наконец достиг сердца.
Так умер последний из Гьюкингов, и так прекратился их род, но сказание о вольсунгах на этом не кончается.
Далее в нем говорится, как Гудрун, мстя Атли, убила собственного сына, а потом и самого Атли, как она в третий раз вышла замуж и как она снова потеряла и мужа и детей, но рассказывать об этом слишком долго, а не всякая длинная история самая хорошая.
