Старуха-мать ругала мальчишку, чтоб он не ходил на реку купаться:
— Ну, курвин сын, смотри, коль утон… Старуха-мать ругала мальчишку, чтоб он не ходил на реку купаться:
— Ну, курвин сын, смотри, коль утонешь, так и домой не ходи!
Раз зимою ехали по Волге-реке извозчики. Одна лошадь заартачилась и бросилась с дороги в сторону; извозчик тотчас погнался за нею и только хотел ударить кнутом, как она попала в майну и пошла под лед со всем возом.
— Ну, моли бога, что ушла, — закричал мужик, — а то я бы нахлестал тебе бока-то!
Поехал молодой мужик на промыслы, а жена пошла его провожать; прошла с версту и заплакала.
— Не плачь, жена, я скоро приеду.
— Да разве я о том плачу? У меня ноги озябли!
Заприметил солдат, что у хохла в сенях висело под коньком пуда два свиного сала в мешке: прорыл ночью крышу, стал отвязывать мешок, да как-то осклизнулся и упал вместе с салом в сени. Хозяин услыхал шум и вышел с огнем:
— Чого тоби треба?
— Не надо ли тебе сала? — спрашивает солдат.
— Ни, у мене свого богацько!
— Ну так потрудись, навали мне мешок на спину.
Хохол навалил ему мешок на спину, и солдат ушел.
Раз вошел хохол в церковь в шапке и стал впереди всех; другой увидал и толкнул его:
— Что ты шапки не скидаешь?
Тот оглянулся:
— А шо, хиба староста здись?
В одной слободе напроказил что-то дьячок. Собралась громада и послала за ним десятского.
— Пан дьячок, иды в громаду, — сказал десятский, — щось на тебе громада рыпить!
— Сейчас приду, — отвечал дьячок; захватил с собой кувшин с дегтем да кнач и пошел в громаду.
— Кто тут на меня рыпит? — спрашивает дьячок.
— Та хоть бы и мы! — крикнул старшина. Дьячок мазнул его дегтем по губам — он замолчал.
— Еще кто?
Все и замолчали.
Прибили одного дурня ночью, и стали ему на другой день смеяться.
— Ну, — говорит он, — молите бога, что ночь была светлая; а то я выкинул бы вам штуку!
— Какую, скажи, пожалуй!
— Я бы спрятался!
Трое прохожих пообедали на постоялом дворе и отправились в путь.
— А что, ребята, ведь мы, кажется, дорого за обед заплатили?
— Ну, я хоть и дорого заплатил, — сказал один, — зато недаром!
— А что?
— А разве вы не приметили? Только хозяин засмотрится, я сейчас схвачу из солоницы горсть соли, да в рот, да в рот!
Какой-то мужик купил полуштоф вина, выпил зараз — ничего; купил еще косушку — все не пьян; выпил еще шкалик — и опьянел. И начал тужить:
— Зачем покупал я полуштоф да косушку? Лучше б прямо купил шкалик — с него б меня и так разобрало!
Овдовел мужик, пришлось самому хлебы ставить. Вот он замесил в деже тесто и вышел куда-то. В сумерках воротился, хотел было вздуть огонь, как услышал, что кто-то пыхтит; а это хлебы кисли.
— Недавно, — думает себе, — ушел, а кто-то уж забрался в избу! — и впотьмах наступил на кочергу.
Она ударила его в лоб, он закричал:
— Сделай милость, не дерись, ведь я тебе ничего не сделал! — а сам ну пятиться вон из избы. На беду нога разулась, и мужик при выходе прихлопнул оборку дверью и упал.
— Батюшка, отпусти! Не держи меня, право слово — ничего тебе не сделаю!
Мужик позвал соседа на обед и поставил на стол щи с говядиною. Гость захватил себе весь кусок говядины и говорит:
— Ну, брат, что зацепил — то и бог дал!
А хозяин похлебал, похлебал щей, да потом ухватил гостя за волосы и давай таскать:
— Ну, брат, что зацепил — то и бог дал!
Богатый купец часто зазывал к себе всяких людей, поил, кормил, угощал: только коли кто скажет ему противное — того непременно поколотит. Раз зазвал он к себе ямщика. Тот отпряг лошадей, вошел в хоромы и после долгого угощения сказал:
— Довольно, хозяин! Мне пора ехать.
Купец давай его бить, так что ямщик едва вырвался и стал запрягать лошадей. Купец за ним. Ямщик нарочно начал дугу вкладывать кольцом назад. Купец закричал:
— Не так вкладываешь!
А ямщик давай его бить да приговаривать:
— Не твое дело указывать! Не твое дело указывать!
Повез бедный мужичок дрова продавать. Встречает его богатый да чванный.
— Эй, постой! Что на базар везешь?
— Солому.
— Врешь, дурак! Какая солома — этой дрова!
— Ну, коли сам видишь, так неча и спрашивать! У тебя глаза не вылезли!
Сказал бедный и поехал своей дорогой. На другой день идет богатый да чванный по улице с приятелем.
— Так и так, — рассказывает ему, — разобидел меня бедный мужичишка!
А бедный как тут — едет опять навстречу.
— Вот он — вчерашний мужик-то! — говорит богатый.
— Нет, врешь! — отвечает ему бедный. — Я не вчерашний: скоро сорок лет стукнет, как я живу на белом свете.
Шли проселком нищие — старик да старуха; стали подходить к деревне. Старик говорит:
— Я здесь молока попрошу!
Старуха в ответ:
— А я в молоко хлеба накрошу!
Старик ухватил старуху и давай бить да приговаривать:
— Не кроши в молоко хлеба, не то прокиснет, не кроши в молоко хлеба, не то прокиснет!
Пришли в деревню, а молока никто не дал.
Повезла баба в город кринку масла продавать; время-то шло к масленой. Нагоняют ее два солдата: один позади остался, а другой вперед забежал и просит бабу:
— Эй, тетка, подпояшь меня, пожалуйста.
Баба слезла с воза и принялась подпоясывать.
— Да покрепче подтяни!
Баба подтянула покрепче.
— Нет, это туго; ослабь маленько.
Отпустила послабже.
— Уж это больно слабо будет: закрепи потуже.
Пока завязывала баба пояс то крепче, то слабже, другой солдат успел утащить кринку с маслом и убрался себе подобру-поздорову.
— Ну, спасибо тебе, тетка! Подпоясала ты меня на всю масленицу, — говорит солдат.
— На здоровье, служба!
Приехала баба в город, хвать — а масла как не бывало!
У мужика в сенях висел кусок сала. Один солдат взобрался на чердак; другой вошел в избу:
— Здравствуй, бабушка! Скажи, пожалуйста, как у вас звонят?
— Неужли ж ты не слыхивал?
— Не доводилось, бабушка!
— У нас звонят: тень-бом! тень-бом!
— А у нас: тини-тини, по-тя-ги-вай, на сто-ро-ну по-глядывай!
— Хорошо и этак! — говорит баба. Ну, пока один звонил, другой (солдат) сало стащил.
Сидели старик со старухою на печи. Старуха смотрит в окошечко на поле и говорит:
— Что, старик, кабы был у нас сынок Иванушка, да была дочка Аленушка, вот бы сынок вспахал тут да посеял хлеба, хлеб-то бы вырос, а дочка сжала; нарастила бы я солоду, наварила бы пива, всю родню свою созвала бы, а твоих не позвала б!
— Нет, моих позови, а своих не надо! — говорит старик.
— Нет, своих позову, а твоих не надо!
Старик вскочил и ну таскать старуху за косу; таскал-таскал и с печи столкнул.
Старик поехал в лес за дровами, а старуха бежать собралась; напекла пирогов да хлебов, уложила в большой мешок и пошла к соседке прощаться. Узнал как-то про это старик, воротился домой, повынул из мешка все, что баба на дорогу заготовила, отнес пироги да хлебы в клеть, а сам сел в мешок. Старуха пришла домой, подняла мешок на спину и ударилась в беги. Сделала верст пять или шесть, остановилась и говорит:
— Сесть было на пенек, съесть было пирожок!
А старик из мешка кричит:
— Вижу-вижу, слышу-слышу!
— Ах, проклятый, он, пожалуй, догонит! — думает старуха и пустилась дальше. Опять верст шесть отошла и говорит:
— Сесть было на пенек, съесть было пирожок!
— Вижу-вижу, слышу-слышу! — кричит старик. Она опять бежать; много верст отсчитала и так-то приустала, не пивши, не евши, что и сил больше не хватает.
— Что будет — не будет, остановлюся здесь, — думает старуха, — отдохну маленько да закушу.
Глядь — а в мешке-то муж. Взмолилась старуха старику:
— Батюшка, помилуй! Николи вперед не стану бегать.
Старик ее простил, и пошли вместе домой.
Мужик стащил в лавке куль пшеничной муки; захотелось к празднику гостей зазвать, пирогами попотчевать. Принес домой муку, да и задумался:
— Жена! — говорит он своей бабе. — Муки-то я украл, да боюсь — узнают, спросят: отколь ты взял такую белую муку?
— Не кручинься, мой кормилец, я испеку из нее такие пироги, что гости ни за что не отличат от аржаных.
— Куда, добрый человек, идешь?
— Да вон в соседнюю деревню.
— Что ж, там родня у тебя?
— Да из нашей деревни отдана туда девка замуж.
— Так зачем же ты идешь?
— Да либо пива напиться, либо подраться.
Пришла в кабак баба и спрашивает о своем муже:
— Не был ли здесь мой пьяница?
— Был.
— Ах, подлец, ах, разбойник! На сколько он выпил?
— На пятак.
— Ну так давай мне на гривну.
Выдали девку замуж; она сидит и воет:
— Свет-то моя крашенина, у матушки на печи осталась!
— Какая крашенина? Много ли аршин?
— Да я в квасу хлеба накрошила густо-нагусто, и с лучком и с маслицем!
У одной бабы был муж глухой. Раз как-то вздумалось ей приласкаться к мужу. Вот она и говорит ему:
— Ох ты, моя защита и оборона!
— Как, я ощипана ворона? Ах ты, такая-сякая! — и отколотил жену.
— Что ты, глухой черт! — закричала баба. — Разбойник, обидчик этакой!
— Вот давно бы так! — сказал муж.
Давно было. Не стало на селе попа. Согласились мужики избрать попа миром, выбрали и пошли к дяде Пахому.
— Пахом, — говорят ему, — а Пахом! Будь ты у нас на селе попом.
Пахом и стал попом, да то беда: ни службы не знает, ни петь, ни читать не умеет. Вот однажды собрались миряне в церковь, а в тот день был большой у бога праздник. Пахом выносит книгу и спрашивает:
— Православные! Знаете ли вы эту книгу?
— Знаем, батька, знаем. Еще покойный поп все, бывало, ее читал.
— Ну, коли знаете, нечего вам ее и читать.
Выносит другую:
— Православные! А эту книгу знаете?
— Нет, батька, этой не знаем.
— Ну, так что ж вам ее и читать!
Повез мужик в город три четверти ржи продавать. Подъезжает к заставе. Обступили его мошенники:
— Стой! Как тебя зовут?
— Егором, родимые!
— Эх, брат! Недавно у нас четыре Егора церковь обокрали; троих-то нашли, а четвертого всё ищут! Смотри ж, коли где тебя спросят: как зовут? — говори: без четверти Егор; а не то свяжут да в тюрьму посадят.
— Спасибо, родимые, спасибо, что научили!
Приехал мужик на подворье, хватился, а четверти ржи как не бывало! На заставе стащили.
Послала хохлушка в город мужа — продавать кадку масла да купить очипок1, и накрепко ему наказала по сторонам не зевать, а смотреть, чтобы не стащил кто кадки. Приехал хохол на базар, поставил свою кадку и уселся на ней.
— Что, хохол, продаешь?
— Масличко.
— Покажи.
— Ни, вкрадешь!
И это говорил он всякому, кто только хотел торговать у него масло. Так без толку и просидел на базаре до самого вечера; а тут пришли два солдата.
— Знаешь что, хохол? — сказал ему один, — ведь с вашего брата набор, тебя, пожалуй, в солдаты возьмут. Не хочешь ли помериться? Может, ты и не годишься…
Хохол встал и пошел в меру становиться; солдат примерил его и говорит:
— Ну, счастлив твой бог! Ты, брат, не годен.
А тем временем другой солдат уж успел стащить у него кадку с маслом. Приходит хохол назад, смотрит — масло украдено; потужил он, потужил и поехал домой. Только в двери, а жена спрашивает:
— Що, человиче, купив очипок?
— Ни.
— А масличко продав?
— Ни.
— Сгубив?
— Ни.
— Вкрали?
— Ни.
— Де ж воно?
— Ге! Усе утро стояв — не вкрали, повдень стояв — не вкрали, та насилу-насилу вже к вичеру вкрали!
Одна глупая баба приехала на ярмарку купить образ Временной Пятницы. Приходит в балаган к разносчику:
— Дядюшка, покажи-ка мне образ Временной Пятницы!
Вместо того показывает он ей Егория Храброго.
— Дядюшка! Да отчего же она, матушка, на коне? — Экая ты, баба, дура! Оттого она и называется Временною, что иной раз пешком ходит, а временем на коне ездит. Вишь, конь-то так копытища и задирает!
Одна баба, ставя по праздникам свечку перед образом Георгия Победоносца, завсегда показывала змию кукиш:
— Вот тебе, Егорий, свечка; а тебе шиш, окаянному!
Этим она так рассердила нечистого, что он не вытерпел; явился к ней во сне и стал стращать:
— Ну уж попадись ты только ко мне в ад, натерпишься муки!
После того баба ставила по свечке и Егорию и змию. Люди и спрашивают, зачем она это делает?
— Да как же, родимые! ведь незнамо еще куда попадешь: либо в рай, либо в ад!
Орал (пахал) мужик в поле, выорал самоцветный камень. Идет домой, а навстречу ему сосед, такой стародревний. Показал ему камень:
— Кому гож?
— Неси, — говорит, — к царю.
Понес; приходит во дворец и повстречал генерала. Поклонился ему до земли:
— Батюшка! Доведи до царя.
— Зачем тебе нужно?
— Несу из деревни подарок.
— Ну, мужичок, чем царь тебя наградит, отдай мне половину; а не хочешь — вовек не дойти тебе до царя.
Мужик согласился. Вот генерал довел его до самого царя.
— Благодарю, мужичок! — говорит царь. — Вот тебе в награду за то две тысячи рублей.
Мужик пал на колени:
— Не надо мне, царь-государь иной награды, кроме пятидесяти стежей в спину.
Возжалел его царь и приказал дать ему пятьдесят стежей легонько. А мужик зачал считать; как дали двадцать пять, он и закричал:
— Полно, будет с меня; другая половина посулена тому, что довел меня до вашего царского величества.
Ну, того позвали и сполна отсчитали половину награды, как следовало; только он не рад был такой награде! Царь поблагодарил мужичка и подарил ему целых три тысячи.
Был в одной помещичьей деревне управляющий-немец, праздников наших не почитал и завсегда заставлял мужиков работать. Приходит к нему однажды староста и говорит:
— Завтра у нас праздник, работать нельзя.
— Какой там праздник выдумал?
— Да святого Николы, батюшка!
— А где он? Покажь мне его!
Староста принес образ.
— Ну, это доска! — говорит немец. — Мне она ничего не сделает, и сам буду работать, и вы не ленитесь.
Вот мужики и придумали сыграть с немцем шутку; опять приходит к нему староста:
— У нас, батюшка, завтра праздник.
— Какой праздник?
— Да преподобного шерстня.
— А где он? Покажь!
Староста привел его к старому дуплу, где шерстни водились:
— Вот он!
Немец стал заглядывать в щели, а шерстни так и гудят!
— Ишь, — говорит немец, — как песни-то распевает! Али водочки хлебнул? Ну, да я его не боюсь, все-таки прикажу работать.
Пока немец рассуждал, шерстни вылетели и давай его жалить.
— Ай-ай! — закричал он во всю мочь. — Право слово — не велю работать, и сам не стану; пускай мужики хоть всю неделю гуляют.
