Страница 8 из 8
VIII. Как Пеппи отправляется в плавание
Пеппи тщательно заперла дверь своего домика, а ключ, как обещала, повесила на гвоздь за дверью. Потом она снесла с террасы лошадь — в последний раз сносила она ее с террасы! Господин Нильсон уже сидел на ее плече, и вид был у него растерянный. Он прекрасно понимал, что происходит что-то серьезное.
— Пожалуй, все готово, больше делать нечего, — сказала Пеппи.
Томми и Анника кивнули. И в самом деле, все было готово.
— Еще много времени, — сказала Пеппи, — пойдемте пешком, чтобы не приходить слишком рано.
Томми и Анника снова молча кивнули, и все они двинулись в город. В порт. Туда, где стояла «Попрыгунья». Лошадь трусила рядом с ними.
Пеппи бросила прощальный взгляд на виллу «Курица».
— Милая развалюха, — сказала она, — блох в ней нет, и вообще, жить там было прекрасно. Не знаю, смогу ли я это сказать о негритянской хижине, где мне теперь придется поселиться.
Томми и Анника по-прежнему молчали.
— Если в моей хижине будет много блох, — продолжала Пеппи, — то я начну их дрессировать. Я помещу их в коробку из-под папирос, а по вечерам буду с ними играть в «Последняя пара, беги». Может быть, мне даже удастся повязать им на лапки бантики. А двух самых верных и милых блох я назову «Томми» и «Анника». И они будут спать со мной в постели.
Но и после этого рассказа Томми и Анника продолжали молчать.
— Что это на вас нашло? — рассердилась Пеппи. — Имейте в виду, что молчать так долго просто опасно. Если язык не двигается, он быстро вянет. В Калькутте я встретила однажды одного кафельщика, он все молчал и молчал. И вот с ним случилось то, чего не могло не случиться. Как-то раз он должен был мне сказать: «Прощай, милая Пеппи, счастливого тебе пути, благодарю тебя за время, которое мы провели вместе!» А теперь угадайте, что случилось? Он попытался выговорить эту фразу, но не смог, лицо его исказилось в страшной гримасе, потому что все косточки челюсти заржавели, и мне пришлось смазать его машинным маслом. И тогда рот его открылся и он с трудом пролепетал: «У бу у му». Я поглядела ему в рот, и знаете, что я увидела? Язык, похожий на увядший лист! И до самой смерти он, бедняга, не смог произнести ничего, кроме «У бу у му». Будет очень печально, если с вами случится то же самое. Попробуйте, пока не поздно, быть может, вам еще удастся выговорить: «Счастливого пути, милая Пеппи, спасибо за то время, которое мы провели вместе!» Ну, попробуйте!
— Счастливого пути, милая Пеппи, спасибо за то время, которое мы провели вместе, — печально сказали Томми и Анника.
— Какое счастье, прямо гора с плеч свалилась, — воскликнула Пеппи, — вы меня так испугали! Если бы у вас получилось «У бу у му», я бы просто не знала, что делать.
Тем временем они добрались до порта. «Попрыгунья» стояла на якоре. Капитан Длинныйчулок отдавал с мостика последние приказания. Матросы так и сновали взад-вперед по палубе. На причале собрались почти все жители этого маленького городка, чтобы попрощаться с Пеппи. И вот появилась она сама, в сопровождении Томми, Анники, лошади и господина Нильсона.
— Идет Пеппи Длинныйчулок! Пропустите Пеппи! — раздавались голоса в толпе, и все расступались, чтобы пропустить Пеппи.
Пеппи раскланивалась и кивала. Потом она взяла на руки лошадь и понесла ее по сходням. Несчастное животное недоверчиво озиралось по сторонам, потому что ему уже давно не приходилось ступать на палубу корабля.
— Ну вот и ты, мое дорогое дитя! — воскликнул капитан Длинныйчулок и перестал на мгновение выкрикивать команды, чтобы обнять Пеппи. Он прижал дочку к груди, и они стали похлопывать друг друга по спине так, что кости затрещали.
Все утро Анника ходила с каким-то комком в горле. А когда она увидела, как Пеппи понесла на «Попрыгунью» лошадь, комок разошелся, и она заплакала, уткнувшись в старый ящик, который стоял на причале. Сперва она плакала тихо, но постепенно ее плач перешел в громкие всхлипывания.
— Не реви! — раздраженно сказал Томми. — Стыдно перед людьми.
Но от этих слов Анника заревела пуще прежнего. Она плакала так сильно, что стала даже икать. Томми в сердцах пнул ногой камень, он покатился по причалу в воду. Собственно говоря, ему очень хотелось бросить этот камень в «Попрыгунью». Эта отвратительная шхуна увозит Пеппи! Честно говоря, если бы не люди вокруг, Томми тоже, наверное, заревел бы, но он не мог себе этого позволить. Поэтому он и пнул камень.
Пеппи сбежала со сходен и подошла к Томми и Аннике. Она взяла их за руки и сказала:
— Осталось десять минут.
Анника, услышав это, еще крепче прижалась к ящику и ревела так, что, глядя на нее, сердце разрывалось. Томми не нашел больше камня, чтобы пнуть его ногой, поэтому ему не оставалось ничего другого, как покрепче стиснуть зубы. Вид у него был весьма мрачный.
Пеппи окружили ребята — все дети этого города пришли ее провожать. Они захватили с собой дудки и играли теперь прощальный марш. Однако звучал он не весело, а очень-очень печально. Анника так рыдала, что едва стояла на ногах. Тут Томми вспомнил, что он сочинил стихи в честь Пеппи. Он вынул из кармана бумажку и прочел по ней:
Дорогая наша Пеппи,
Уезжая в дальний край,
Про друзей, что оставляешь,
Никогда не забывай!
Твои верные друзья —
Это Анника и я.
— Прекрасно! Как все складно! — воскликнула Пеппи, очень довольная стихами. — Я выучу их наизусть и по вечерам, сидя у костра, буду читать жителям острова.
Со всех сторон теснились ребята, чтобы попрощаться с Пеппи. Пеппи молча жала руки и кланялась. И вдруг она заговорила.
— Ребята, — сказала она, — отныне я буду играть только с маленькими негритятами. Во что мы будем играть — я еще не знаю. Быть может, будем бегать наперегонки с удавами и ездить верхом на слонах или качаться на качелях под пальмами. Я надеюсь, что мы придумаем какие-нибудь очень интересные игры.
Пеппи сделала паузу. Томми и Анника почувствовали, что уже готовы возненавидеть этих негритят, которые будут играть с Пеппи.
— Но, — продолжала Пеппи, — быть может, настанет день, скучный день в сезон дождей, когда нам надоест прыгать раздетыми под дождем, а ничего другого для забавы не сумеем придумать. И тогда мы залезем в мою хижину, и кто-нибудь из негритят обязательно скажет: «Пеппи, расскажи нам что-нибудь!» И тогда я расскажу им о маленьком городке, который находится далеко-далеко, в другой части света, и о белых детях, которые там живут! Вы не можете себе представить, скажу я негритятам, какие прекрасные дети там живут. Они великолепно умеют дудеть в дудки, а главное — они знают помножение. И тогда негритята очень огорчатся, что сами не знают помножения, и будут горько плакать, и мне придется срочно придумать для них какое-нибудь очень веселое занятие, чтобы их утешить. И тогда я разломаю стенку своей хижины, размочу под дождем глину, и мы будем лепить пряники, а потом перемажемся глиной с головы до пят. Я надеюсь, что в конце концов мне удастся их как-нибудь утешить. А теперь спасибо вам всем и прощайте!
Ребята снова задудели в свои дудки, и получился мотив еще более печальный, чем в первый раз.
— Пеппи, подымайся на борт, уже пора! — крикнул капитан Длинныйчулок.
— Иду, иду, капитан.
Она обернулась к Томми и Аннике и поглядела на них.
«Что-то у Пеппи странные глаза, — подумал Томми, — точь-в-точь такие, какие были у мамы, когда я тяжело заболел».
Пеппи обняла Аннику.
— Прощай, Анника, прощай! — прошептала она. — Не плачь!
Анника обхватила Пеппи за шею и издала какой-то жалобный стон.
— Прощай, Пеппи, — чуть слышно проговорила она.
Потом Пеппи крепко пожала руку Томми и бросилась к сходням.
У Томми по носу скатилась большая слеза. Он что было сил стискивал зубы, но это перестало помогать. Вот выкатилась и вторая. Тогда он взял Аннику за руку, и они стояли и глядели на Пеппи. Она замахала им с палубы, но они ее едва видели, потому что глаза их были полны слез.
— Да здравствует Пеппи Длинныйчулок! — кричала толпа на причале.
— Поднять трап! — скомандовал капитан.
Фридольф выполнил команду. «Попрыгунья» была готова к отплытию. Но тут…
— Нет, папа Эфроим! — воскликнула вдруг Пеппи. — Так не годится! Я не согласна!
— С чем ты не согласна, дочь моя? — удивился капитан.
— Я не согласна с тем, чтобы хоть кто-нибудь на свете плакал из-за меня и чувствовал бы себя несчастным. И уж, во всяком случае, я не согласна, чтобы это были Томми и Анника. Ставьте трап назад. Я останусь жить в вилле «Курица».
Капитан Длинныйчулок долго молчал.
— Ты можешь поступать как хочешь, — сказал он в конце концов. — Ты всегда так поступала.
Пеппи кивнула в подтверждение.
— Да, верно, я всегда так поступала.
Пеппи стала прощаться со своим папой. Они обняли друг друга так крепко, что снова затрещали кости. И договорились, что капитан часто, очень часто будет навещать Пеппи в ее домике.
— И вообще, папа Эфроим, разве ты не считаешь, что ребенку лучше вести оседлую жизнь, иметь свой дом, чем бороздить моря и океаны и жить в негритянской хижине?
— Ты, как всегда, права, дочь моя, — согласился капитан. — Конечно, здесь ты ведешь размеренную жизнь, и это тебе не удастся, если будешь плавать со мной. А для маленьких детей очень важно вести размеренную жизнь.
— Вот именно, — подхватила Пеппи. — Для маленьких детей совершенно необходимо, чтобы жизнь шла по заведенному порядку, а главное, чтобы этот порядок завели они сами!
Пеппи попрощалась со всеми матросами экипажа и еще раз обняла папу Эфроима. Потом она снова схватила свою лошадь и донесла ее вниз по трапу. «Попрыгунья» подняла якорь. В самую последнюю секунду капитан вспомнил, что забыл очень важную вещь.
— Пеппи, — закричал он, — боюсь, что у тебя осталось мало золотых монет! Держи-ка!
И он кинул с палубы отчалившего корабля новый чемодан, набитый золотом. Но он не рассчитал, «Попрыгунья» уже успела далеко отойти от причала, и чемодан упал в воду. Плем! Шепот пробежал по толпе. Но тут снова послышалось — плем! Это Пеппи бросилась в воду и тут же вынырнула, держа в зубах чемодан. Она вылезла на причал и рукой смахнула водоросли, которые застряли в ее волосах.
— Что ж, весьма кстати, а то мой чемодан был уже почти пуст.
Только Томми и Анника все никак не могли понять, что же произошло. Они стояли, разинув рты, и глядели то на Пеппи, то на лошадь, то на господина Нильсона и на чемодан, то на «Попрыгунью», которая, подняв все паруса, уходила вдаль.
— Ты, ты… ты осталась? — спросил, наконец, неуверенно Томми.
— Как будто, — ответила Пеппи и принялась выжимать свои рыжие косички.
Потом она посадила на лошадь Томми, Аннику и господина Нильсона, водрузила на нее чемодан и села сама.
— Поехали домой! — крикнула она звонким голосом.
Тут только Томми и Анника поняли, что произошло. Томми был так счастлив, что запел свою любимую песню:
— Шагают шведские солдаты…
Анника так много плакала, что никак не могла успокоиться. Она непрерывно вздыхала, но теперь уже от счастья. Пеппи обхватила ее обеими руками, и Анника чувствовала себя в полной безопасности. Как все было прекрасно!
— Что мы сегодня будем делать, Пеппи? — спросила Анника, когда перестала вздыхать.
— Ясное дело, играть в крокет, — ответила Пеппи.
— Очень хорошо, — обрадовалась Анника, потому что знала, что с Пеппи даже играть в крокет не скучно.
— А может быть… — предложила Пеппи.
Все дети, провожавшие Пеппи, побежали за лошадью, чтобы услышать, что Пеппи скажет.
— А может быть, — продолжала она, — мы отправимся к речке и будем ходить по воде.
— Нельзя ходить по воде, — возразил Томми.
— Напрасно ты так думаешь. На Кубе я как-то встретила одного рыбака, который…
Лошадь побежала галопом, дети отстали и так и не услышали рассказ про рыбака, который… Но они долго стояли и глядели вслед Пеппи и ее лошади, во весь опор мчавшейся в сторону виллы «Курица». Под конец они видели только стремительно удаляющуюся точку, а потом исчезла и она.
