В Монголии бывают домовые,
Которые несут обязанности слуг:
Садовые работы, полевые —
Все делают они, но в их труды не след
Мешаться смертному: оно приносит вред.
Близ Ганга, в доме гражданина
Весьма почтенного, жил много лет подряд
Один из них. Любил он господина
И госпожу, в особенности — сад,
И в нем преуспевал благодаря зефирам,
С которыми дружил. И так работал с миром
Усердно он и не жалел труда,
Стараясь угождать домашним неустанно.
Хотя у домовых приязнь непостоянна
Бывает вообще — в их доме навсегда
Остался б он, — нет правил без изъятья,
Но духи все, его собратья,
Поведали о том республики главе.
Из политических своих соображений,
Иль просто вняв общественной молве,
Тот приказал, чтоб наш домашний гений
В норвежский дом был вдруг переведен,
Который круглый год снегами занесен;
Индус лапландцем станет ныне!
Хозяевам своим он молвил, огорчен:
«Не знаю, по какой причине,
В чем состоит вина моя,
Но в скором времени вас покидаю я.
Одно для вас еще я сделать вволе:
Исполнить три желанья, но не боле.»
Желать — для смертного завидная судьба.
Те пожелали изобилья;
И вот, без всякого с их стороны усилья, Вино течет рекою в погреба,
Пшеница — в житницы, а золото волною —
В их сундуки. Запасами, казною
Все переполнено. Прибавилось хлопот;
Неведомых до той поры забот
Прибавилось немало тоже:
Воров остерегись, и взаймы дай вельможе,
Плати казне двойной налог.
Богатство беднякам наделало тревог.
«Избыток благосостоянья, —
Воскликнули они, — возьми обратно ты!
Оно куда печальней нищеты.
Богатства отдаем свои без колебанья.
Несущая покоя благодать,
О, середина золотая,
Скорее возвратись, благоразумья мать!»
И вот она вернулась к ним опять,
А с нею — мир. Так, попусту мечтая,
Порою труд мы забываем свой,
Химерами бесплодно ум питая.
Смеялись люди те, а с ними — домовой.
Перед разлукой, на прощанье
Они просить решились у него
Дар мудрости: такое достоянье
Обременить не может никого.
